СЧАСТЬЕ – ЭТО…

Исключительные авторские права на данную статью принадлежат журналу «Quality of Life» («Качество жизни», Украина). Любое использование текста статьи может осуществляться лишь с разрешения редакционной коллегии.

Опубликовано в №1 (2013) • июль-август

Содержание и превью номера:

http://52tv.com.ua/component/k2/item/286-reliz-zhurnala-quality-of-life-.html#1

Владислав Соловьев, философ-культуролог  

СЧАСТЬЕ – ЭТО…

В истории человечества было (и, к сожалению, еще будет) множество потрясений: исчезали города, страны, народы и целые цивилизации, стихийные бедствия и неисчислимые мелкие и крупные военные конфликты уносили тысячи, а потом и миллионы, жизней. Если прибавить к этому климатические катаклизмы, пандемии, неоднократные всплески геноцида, то достоин удивления уже тот факт, что человечество выжило и во многих отношениях окрепло – и числом, и умением. Как нам это удалось?

Даже самый поверхностный взгляд на историю сообщает нам простую истину: мы особенные и мы не меняемся. Это означает, что уже в самый момент возникновения вида homo sapiens его представители обрели определенный набор родовых свойств, который и по сей день остается все тем же. Если мы чем-то отличаемся от кроманьонцев, то лишь суммой знаний и технологий, и еще, возможно, ростом и телосложением вследствие существенной разницы в режиме и качестве питания, образа жизни. Современная антропология полна ожесточенных споров о деталях, но, пожалуй, ни один из серьезных специалистов не станет отрицать, что одно из основных родовых качеств нашего вида – избыточность. Получив в ходе эволюционной мутации необыкновенно развитый мозг взамен теплого меха, прочных когтей и мышц, приспособленных для решения узких задач, мы обзавелись универсальным инструментом выживания, притом невиданной мощи. Мы не просто добываем пропитание и укрываемся от холода, не просто размножаемся и лечим болезни; мы рисуем, поем, учимся и учим, у нас есть физика и математика, химия и биология, есть литература и… спорт. То есть, мы больше не бегаем за добычей, а двигаемся и напрягаемся ради здоровья, удовольствия и азарта.

А еще у нас есть понятие «счастье». Безусловно, конкретный индивидуум вкладывает в него свое, глубоко личное, содержание, но интуитивно все мы ощущаем трансперсональный характер этого феномена. На протяжении тысячелетий вокруг загадочного, ускользающего, изменчивого «счастья» разгорались дискуссии, споры, возникали философские и даже общественно-политические учения. Сегодня мы рассматриваем счастье с позиций современного человека и порой не догадываемся, что все не так просто.

… ДАВНЯЯ ИСТОРИЯ

 
Прежде всего, следует учитывать, что понятие о счастье у древних существенно отличалось от нашего. Философская антропология надежно установила факт: в древности личности, персональной «самости», не существовало, – по крайней мере, в нынешнем понимании. На первый взгляд такое утверждение кажется нелепым, немыслимым, противоречащим нашему опыту. Однако не будем торопиться с возмущением. Дело в том, что на самых ранних этапах истории и ранее, в доисторический период, первобытно-общинный строй очень жестко детерминировал участие индивидуума в социуме. Практически все персональные «права» и «свободы», столь привычные для современного представителя европейской (точнее, европоцентрической) цивилизации, делегировались в пользу интересов племени, общины, рода. Личное счастье, если о таковом тогда кто-то помышлял, всецело заключалось в благоденствии рода. Если род процветал и не испытывал нужды, лишений и притеснений, то любой член рода «был счастлив». Даже творческая деятельность – изобразительное искусство, поэзия, иные достижения культуры – были деперсонифицированы. Первобытный художник не был, да и не мог быть тщеславным. Подобная ситуация вплоть до середины XX века наблюдалась у племен, ведущих изолированный от остальной части человечества и примитивный образ жизни. Свидетельства тому мы находим, в частности, в философско-гуманистических очерках Альберта Швейцера.

Расцвет цивилизации ознаменовался появлением и развитием первых государств – полисов и деспотий. Они были очень разными по масштабу, материальному и природному ресурсу, а также о устройству общественных дел. Но от шумеров и до падения Рима этот этап имеет важное свойство, красной нитью проходящее через многие века – рабовладение. Не вдаваясь в исторические подробности, суть такова: рабовладельцу для счастья нужен был послушный, исполнительный раб (или хоть какой-нибудь), а рабу – милостивый, «гуманный» рабовладелец. Ни тот, ни другой не обладали самостоятельной, точнее, самодостаточной личностью; оба зависели друг от друга, нуждались друг в друге и, главное, – не мыслили себе существования друг без друга.

Интересно, что и религии того периода не апеллировали к личности. Награда или порицание, исходящие от божества, были адресованы ко всему племени и народу, а ответственность перед богом или многими богами в целом была коллективной.

… ОЩУЩЕНИЕ ИЛИ ЧУВСТВО?

С возникновением и распространением христианства появилось понятие об индивидуальном. Представления о персональной ответственности перед Богом, о персональном, личном спасении души уже вполне оформились в «Исповеди» Блаженного Августина. До концепции личного, интимного счастья было рукой подать, но должны были пройти века, прежде чем «идея овладела массами». Только с приходом Нового времени, ознаменовавшегося бурными геополитическими, религиозно-реформаторскими и революционными событиями, концепция личности и, соответственно, личного счастья, постепенно стала восприниматься как некая психологическая и социальная норма. Пусть труднодостижимая, пусть преходящая, пусть непрочная в неспокойном житейском море, но – норма и универсальная ценность, экзистенциальная цель индивидуального бытия.

Развитие наук о человеке не могли не породить психологию (ее становление как науки в современном понимании – это отдельная увлекательная история). Человеческая душа перестала быть исключительной прерогативой религиозных институтов, стала предметом серьезных, теоретически и методологически обоснованных исследований.
Постепенно становилось понятным, что счастье – это не просто телесный комфорт, и даже не комфорт душевный сам по себе. Оказалось, что счастье, имеющее в своей основе здоровье физическое и душевное, имеет духовную составляющую: оно апеллирует к идеалу. Роль этого фактора настолько велика, что он может побеждать телесную немощь, вернее, преодолевать и игнорировать ее. В жизнеописании выдающегося французского художника-импрессиониста Огюста Ренуара авторства Анри Перрюшо мы находим историю борьбы художника с ревматическим недугом. Будучи прикован к инвалидному креслу, утратив подвижность руки, Ренуар продолжал писать картины и был счастлив истинным счастьем творца, который может явить миру внешнему свой уникальный, прекрасный внутренний мир.

Оказалось также, что счастье многолико. Утверждение индивидуализма не прошло даром; расплатой стал отказ от универсальных утверждений («гранднаративов») о человеческой душе. Это не значит, что в глазах исследователей единое человечество распалось на «атомы» индивидов. Но, выделяя общее, родовое, филогенетическое в человеке, науки психологического цикла резонно предпочли сосредоточиться на онтогенетическом аспекте, то есть, на индивидуальных особенностях. В некотором смысле, исключением является аналитическая психология, основанная Карлом Густавом Юнгом, который исследовал личность в контексте архетипа – коллективного бессознательного. Этот подход впервые продемонстрировал впечатляющую продуктивность в клинической деятельности Зигмунда Фрейда, открывшего многоуровневую структуру психики. Так человечество узнало, что нашими поступками и чувствами далеко не всегда руководит разум; порой мы, не отдавая себе отчета, действуем под влиянием бурных страстей и психологических травм, коренящихся в нашем подсознании. Ключами, открывшими доступ в «святая святых» человеческой души, стали анализ сновидений, подробнейший разбор запинок и оговорок, а также, в некоторых случаях, особые формы суггестивного воздействия на пациента (гипноз). Являясь клиницистом и создателем психоанализа, Фрейд придавал огромное значение человеческой телесности, более или менее справедливо полагая, что индивидуальная физическая конституция определяет конституцию психическую. Исследователь сначала предположил, а потом и доказал на практике, что впечатления, переживания детства, вплоть до самого раннего, весь ход телесного развития зачастую играют решающую роль в формировании психических заболеваний, перверсий, фобий. Основываясь на понятии невроза, Фрейд разработал эмпирическую схему нарушений развития нормальной сексуальности; для этого ему понадобилось понятие «либидо» (сексуальной энергии) как специфического комплекса телесных и психологических реакций не только на внешние, но и на внутренние раздражители. Впоследствии Фрейд видоизменил свою теорию, постулировав дуализм «эроса» и «танатоса», которые в общем случае можно интерпретировать как волю к жизни и стремление к смерти, причем понятия эти рассматриваются в более широком контексте, нежели сугубо сексуальном. Из вышесказанного можно сделать вывод, что для психоаналитика телесность настолько важна, что специфическое состояние счастья трактуется скорее как ощущение, нежели чувство. Впрочем, некоторые представители так называемого «Венского психоаналитического кружка» не вполне с этим согласились. Например, один из самых выдающихся постфрейдистов, Эрих Фромм, отошел от Фрейдовских интерпретаций, заменив физиологичные «эрос» и «танатос» на менее физиологичные «биофилию» (любовь к жизни) и «некрофилию» (любовь к смерти), освободив последний термин от узких рамок традиционного обозначения тяжелого сексуального расстройства. Другой последователь Фрейда, Альфред Адлер, построил свой вариант психоанализа (индивидуальная психология) на постулировании извечного человеческого стремления к превосходству и самоутверждению, придав сексуальности вторичное, производное содержание. Из работ данных исследователей можно, в частности, сделать вывод о том, что счастье – это все-таки чувство, а не ощущение.

Что касается аналитической психологии Юнга, которая, как уже отмечалось, в методологическом отношении стоит несколько в стороне от классического психоанализа, то она рассматривает историю культуры и цивилизации в полном объеме, отводя конкретному индивидууму роль носителя памяти поколений и истории собственного рода, племени, нации, расы. Юнг был очарован многообразием национальных и этнических культур (или «цивилизаций» в трактовке Освальда Шпенглера), сравнивая европейскую культуру с островком в океане культурного инобытия.

… ЗАПАДНЫЙ ТРЕНД ИЛИ ВОСТОЧНАЯ МУДРОСТЬ?

Обращая взгляд на Восток, мы находим целый мир, не поддающийся исчерпывающему пониманию с точки зрения европейца. У восточной цивилизации своя история, своя культура и, как следствие, своя философия – научная и «бытовая», народная. Глобализация «общечеловеческих» идей в последние десятилетия внесла дополнительные искажения в наше и без того неадекватное восприятие Востока. Обрастая мифами, невольными или намеренными инсинуациями, коммерциализируясь и подвергаясь различным спекуляциям – от исторических до эзотерических, – аутентичная восточная культура во многом остается «вещью в себе». Между тем, в контексте обсуждаемой темы, она содержит принципы и мотивы, существенно отличные от наших. Так, в древнеиндийской и древнекитайской «философской» и религиозной литературе (следует учитывать, что древние восточные философии использовали собственные методологические основания, наиболее близким аналогом которых является европейская философская герменевтика) нет резкого противопоставления коллективного и индивидуального. В этой связи становится понятным, почему столь рано появляются теории бытийности, якобы апеллирующие к личности, индивидуальности. Несмотря на все разнообразие верований, представлений, традиционных эзотерических практик (вообще говоря, эзотерика не есть философия!), можно выделить три важных момента: буддийское учение о срединном пути, буддийское понятие нирваны, а также конфуцианскую этико-философскую концепцию «достойного мужа» («rén» – жэнь). Все три концепта имеют непосредственное отношение к достижению личностной гармонии, что, с некоторыми оговорками, тождественно счастью. Наиболее операбельным в смысле духовной практики является так называемый «срединный путь», который в учениях махаяны и тхеравады интерпретируется как гармония между телесным и духовным, между аскезой и удовольствием, то есть как продуктивная умеренность. Что касается понятия «нирваны», то в первом приближении его суть заключается в достижении истинного просветления, своеобразного «счастья» и «спокойствия», путем освобождения от страстей и эгоистических привязанностей. Следует подчеркнуть, что все перечисленные концепции не могут приниматься как истинно личностные, поскольку не содержат понятия личности в явной форме, предпочитая обращаться к последователю, ученику, адепту. Заметим также, что и буддизм («Буддхадхарма»), и конфуцианство («rúxué» – жусюэ) фактически представляют собой религии без божества.

… ИСКУССТВО!

Итак, многоликое счастье – этот главный приз в извечной игре человечества – во многом остается загадочной сущностью. Кажется, впору повторять вслед за выдающимся ученым, философом и поэтом персидского Средневековья Омаром Хайамом:

Даже самые светлые в мире умы

Не смогли разогнать окружающей тьмы.

Рассказали нам несколько сказочек на ночь

И отправились, мудрые, спать, как и мы.

Но не стоит торопиться с пессимистическими выводами. Ведь в мире полным-полно счастливых людей! Значит, счастье возможно. А раз так, то задача каждого – найти в себе силы, способности, талант стать и быть счастливым. У каждого в этом нелегком предприятии свой путь. Современный человек, живущий в динамичном, быстро развивающемся и меняющемся мире, человек, вооруженный фантастическими технологиями, имеющий доступ ко всемирной сокровищнице знаний и культуры, обречен действовать. Человек разумный – это человек деятельный. В достижении если не самого счастья, то надежных предпосылок к нему, есть «королевский путь» – творчество. Всегда можно выбрать творческое дело по душе. И пусть скромному творцу не суждено стать Пушкиным, Микеланджело или Моцартом, – но он обретет способность к самопознанию. И тогда никто не собьет такого человека с толку. Счастье предстает перед нами как искусство жизни.

А что по этому поводу думаете вы? ■

Рекомендованная литература:

· Авгутин Блаженный. Исповедь.

· Гадамер, Г.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. — М.: Прогресс, 1988.

· Омар Хайям. Рубайат.

· Фромм Э. Иметь или быть.— М.: Аст, Астрель, 2010

· Швейцер А. Благоговение перед жизнью. – М., 1992.

Рекомендованные художественные фильмы:

· «Доживем до понедельника», СССР, киностудия им. М.Горького, 1968. Реж.: Станислав Ростоцкий.

· «Достучаться до небес», 1997. Реж.: Томас Ян.

· «Маленький Будда», 1993. Реж.: Бернардо Бертолуччи.